| Главная » Статьи » Великие посвященные |
Посвящение Моисея в Египте. Его бегство к Иофору
Рамзес II был одним из великих монархов Египта. Его сын носил имя Менефта. По обычаю египетскому, он получил свое образование у жрецов, в храме Амона-Ра в Мемфисе, ибо в те времена искусство царствовать рассматривалось как ветвь священнической науки. Менефт был в молодости робок, любопытен, и обладал ограниченными умственными способностями. Им владела мало просветленная страсть к оккультным наукам, которая и толкнула его позднее во власть магов и астрологов низшей ступени. Товарищем по учению он имел молодого человека, одаренного острым гением и сильным, замкнутым характером. Хозарсиф{5} считался двоюродным братом Менефта, сыном царственной сестры Рамзеса II. Был ли он родным сыном или приемным, — об этом нет верных сведений.{6} Хозарсиф был, прежде всего, сыном египетского храма, выросшим под сенью его колонн. Посвященный Изиде и Озирису своею матерью, он провел свое отрочество среди священников, принимал участие во всех священных праздниках, в жреческих процессиях, носил эфуд,{7} св. чашу или кадильницу, внутри же храма, серьезный и внимательный по природе, он постоянно прислушивался к священной музыке, к гимнам и к глубоким поучениям жрецов. Хозарсиф был небольшого роста, вид у него был смиренный и задумчивый; отличительной чертой его наружности был широкий лоб и черные, пронизывающие глаза с глубоким и пристальным выражением, вызывавшим тревогу. Его прозвали «молчальником», до того он был сосредоточен и так редко он говорил. Разговаривая, он часто заикался, как бы подыскивая слова и как бы боясь высказать свою мысль. Он казался застенчивым, но от времени до времени, подобно вспышке молнии, великая идея вырывалась у него, оставляя после себя сверкающие следы. И тогда становилось ясным, что если «молчальник» начнет действовать, он проявит устрашающую смелость. Уже в молодости между бровями его появилась та роковая складка, которая отличает человека, предназначенного для трудного подвига; казалось, что на его лбу как бы застыла грозовая туча. Женщины боялись взгляда молодого жреца, бесстрастного и непроницаемого, как запертая дверь, ведущая в храм Изиды. Можно подумать, что они предчувствовали врага женской стихии в этом будущем основателе религии, мужское начало которой обладало всем, что в нем есть наиболее абсолютного и наиболее непреклонного. Между тем, его мать, дочь фараона, мечтала о царской власти для него. Хозарсиф был несравненно умней Менефта; с помощью жрецов он мог надеяться взойти на трон Египта. Правда, по обычаю страны, фараоны назначали своих преемников из числа своих собственных сыновей. Но, от времени до времени, в интересах государства, жрецы отменяли постановление фараона после его смерти. Не раз они устраняли от трона недостойных и слабых и вручали скипетр одному из посвященных царской крови. Менефт с самого начала завидовал своему двоюродному брату; Рамзес не выпускал из вида молодого молчаливого жреца и не доверял ему. Однажды, мать Хозарсифа встретила своего сына в Серапеуме Мемфиса, огромной площади, усеянной обелисками, мавзолеями, большими и малыми храмами, триумфальными пилонами — нечто в роде огромного музея национальной славы под открытым небом, вход в который пролегал по аллее из шестисот сфинксов. Увидав свою царственную мать, жрец склонился до земли и ждал по обычаю, чтобы она первая заговорила с ним. — Настало для тебя время проникнуть в мистерии Изиды и Озириса, — сказала она. — В течение долгого времени я не увижу тебя, мой сын. Но не забывай никогда, что в тебе — кровь фараонов, и что я — твоя мать. Посмотри вокруг… Если ты захочешь, со временем… все это будет принадлежать тебе! Говоря это, она указала на окружающие обелиски, дворцы, Мемфис, и на весь видимый горизонт. Улыбка презрения скользнула по лицу Хозарсифа, в обыкновенное время неподвижному, как лик, вылитый из бронзы. — Ты хочешь, — сказал он, — чтобы я властвовал над этим народом, поклоняющимся богам с головою шакала, ибиса и гиены? От всех этих идолов, чту сохранится через несколько веков? И Хозарсиф, наклонившись, поднял пригоршню песка и, пропуская его между тонкими пальцами перед своей удивленной матерью, сказал "вот что останется от них". — Ты презираешь религию наших отцов и науку наших жрецов? — спросила она. — Наоборот, я стремлюсь к ней. Но пирамида неподвижна. Нужно, чтобы она двинулась вперед. Я никогда не буду фараоном. Моя родина далеко отсюда… Она — там, в пустыне! — Хозарсиф! — воскликнула дочь фараона с упреком. — Зачем кощунствуешь ты? Огненный вихрь зародил тебя в моем лоне и я вижу, грозовая сила унесет тебя от меня! Я родила тебя на свет, и я же не знаю тебя! Во имя Озириса, скажи: кто ты и что ты собираешься делать? — Могу ли я это знать? Один Озирис знает. Он научит меня, когда настанет время. А ты, мая мать, дай мне свое благословение, чтобы Изида покровительствовала мне и чтобы земля Египта оказалась благоприятной для меня. Хозарсиф преклонил колена перед своей матерью и, скрестив руки на груди, склонил голову. Сняв с чела цветок лотоса, который она носила по обычаю женщин храма, она подала его своему сыну, и поняв, что мысль его останется для нее вечной тайной, она удалилась, шепча молитву. Хозарсиф прошел победоносно все посвящение Изиды. С душой непоколебимой, с железной волей, он шутя перенес все испытания. Владея синтетическим гением, он проявил силу гиганта в понимании и владении священными числами, применительный символизм которых был в те времена безграничен. Его дух, презиравший видимости и временные личные интересы, дышал свободно лишь на высоте вечных идей. С этой высоты он спокойно и уверенно проникал во все явления, над всем господствовал и не проявлял при этом ни желания, ни возмущения, ни любопытства. Для своих учителей, так же как и для своей матери, Хозарсиф оставался загадкой. Что их особенно поражало — это его цельность и непоколебимость. Они чувствовали, что его нельзя ни согнуть, ни свернуть с намеченного пути. Он шел по этому неизвестному для них пути с такой же неуклонностью, с какой небесные светила следуют по своей невидимой орбите. Первосвященник Мембра захотел узнать, до каких пределов простирается его глубоко сосредоточенное честолюбие. Однажды, Хозарсиф с тремя другими жрецами Озириса нес золотой ковчег, который предшествовал первосвященнику во всех больших религиозных церемониях. Этот ковчег заключал в себе десять наиболее сокровенных книг храма, в которых заключалась священная наука магии и теургии. Возвратившись в святилище вместе с Хозарсифом, Мембра сказал ему: — Ты — из царского рода. Твоя сила и твое знание превышают твой возраст. Чего добиваешься ты? — Ничего, кроме вот этого. — И Хозарсиф положил руку на священный ковчег, прикрытый сверкающими крыльями литых из золота символических птиц. — Следовательно, ты хочешь стать первосвященником Амона-Ра и пророком Египта? — Нет, я хочу знать, что заключено в этих книгах. — Как же узнаешь ты их содержание, раз никто, кроме первосвященника, не может знать его? Озирис говорить когда хочет, как хочет, и кому хочет. Заключенное в этом ковчеге лишь мертвые книги. Если Дух за хочет говорить со мной, Он заговорит. — Что же думаешь ты предпринять для достижения твоей цели? — Ждать и повиноваться. Эти ответы, переданные Рамзесу, усилили его недоверие. Он начал страшиться честолюбии Хозарсифа, думать — как бы он не отнял трон у сына его Менефта. Вследствие этого фараон приказал, чтобы сын его сестры был назначен священным | |
| Просмотров: 1625 | |
| Всего комментариев: 0 | |