В другой группе негритянский мальчик расстегнул воротник и показал свою шею. «А что вы скажете об этом? — спросил он, показывая красный след от веревки. — Линчеванный, но не за преступление, а только за то, что я черный!» Еще в одной группе была беременная школьница с потухшими глазами. «Почему я должна страдать? — пробормотала она. — Это не моя вина».
Во всей этой долине были сотни таких групп. Каждая жаловалась на Бога за то, что Он допустил зло и страдания в Своем мире. Как хорошо жилось Богу на небе, где все было прекрасно и светло, легко, где не было слез и страха, голода и ненависти. Что Бог знал обо всем, что должен был претерпеть человек в этом мире? Богу хорошо живется, — говорили они.
Так каждая группа выдвинула своего предводителя, выбирая того, кто из них больше всего пострадал. Еврея, негра, человека из Хиросимы, подагрика. В центре долины они советовались друг с другом. Наконец они пришли к решению. Оно было довольно мудрым.
Прежде чем Бог станет их Судьей, Он должен испытать то, что испытали они. Он должен быть приговорен жить на земле как человек!
«Пусть Он родится евреем. Пусть законность Его рождения будет подвергнута сомнению. Пусть Его работа будет так тяжела, что даже Его семья посчитает Его сумасшедшим, когда Он попытается ее выполнить. Пусть Его предадут Его лучшие друзья и родные. Пусть Ему предъявят ложное обвинение, пусть Его допрашивает предвзятый следователь, пусть приговор вынесет Ему трусливый судья. Пусть Его мучают.

 Наконец, пусть Он увидит, что значит быть страшно одиноким. И затем, пусть Он умрет. Пусть Он умрет так, чтобы никто не усомнился, что Он умер. И пусть множество свидетелей подтвердят это».
Когда каждый предводитель провозгласил свой приговор, среди собравшейся толпы раздались громкие слова одобрения. И когда последний вынес свой приговор, наступило долгое молчание. Никто не произнес ни слова. Никто не двигался. Потому что они вдруг поняли, что Бог все это уже претерпел».
Вполне возможно, что мы можем принести свои извинения через кого-то другого. Однако посылать другого извиниться за что-то, выразить свое соболезнование, едва ли означает самому находиться в ситуации страдания. Учение о воплощении заявляет, что Бог пострадал в Иисусе Христе. Поэтому Бог знает Сам, что такое страдать. 

Он принял на Себя человеческие страдания, дав им значение и достоинство через Свое присутствие. Отказаться от идеи воплощения — это значит отказаться от идеи Бога, Который приходит в мир страданий и печали, это только значит вернуться к около христианскому представлению о Боге, которое является удобной мишенью для критиков атеизма протеста.
В первой главе мы говорили о действии, которое оказала публикация в 1963 г. в Англии книги Джона Робинсона «Быть честным перед Богом». Газетная статья, в которой рекламировалась эта книга, имела поразительный заголовок «С нашим представлением о Боге надо покончить!» И, видимо, этот заголовок, а не сама эта несколько претенциозная и отнюдь не оригинальная книга, оказал сильное действие. Представление о Боге, с которым, по мнению Робинсона, надо было покончить, был образ старца на небе. Мы уже видели, сколь упрощенной и поверхностной была эта критика. Но перед лицом беспощадной критики атеизма протеста, с образом Бога, Который стоит в стороне и не участвует в этом мире страдания, — действительно надо покончить, так как это образ невоплощенного Бога. Для традиционного христианства Бог пострадал во Христе на кресте на Голгофе: Он принял на Себя страдания и грехи Своего творения, чтобы искупить его. Беспощадные нападки атеизма протеста, которые столь легко развенчивают невоплощенного Бога модернизма, бессильны перед Богом, Который раскрыл нам Себя в Иисусе Христе, реальным Богом христианской веры, а не выдуманным Богом модернизма. Слова христианского поэта периода Первой Мировой войны Дж. Стаддерт-Кеннеди с большой глубиной передают это истинное понимание Бога:
«Бог, Бог, Которого я люблю и Которому поклоняюсь, Царствует в скорби на Древе, Сломанный, истекающий кровью, но непобежденный, Бог Богов для меня».
Представление о Боге, к Которому приводит отвержение воплощения, просто неприемлемо для XX в., и именно против этого представления о Боге направлены беспощадно резкие нападки атеизма. Если это такой Бог, заявляет это влиятельное движение, то мы не можем поверить в Него или воспринимать Его серьезно. Атеизм имеет понятную тенденцию выбирать легкие мишени, и мало найдется более легких мишений, чем идея невоплощенного Бога. 

И не надо сетовать по поводу отказа от такого околохристианского представления о Боге, потому что вместо него появляется истинно христианское понимание Бога, воплотившегося в Иисусе Христе. И это еще раз со всей очевидностью показывает огромную важность воплощения.
Не менее важным является толкование Креста. По мнению некоторых современных богословов, Крест надо рассматривать как не более чем проявление любви Божией. Идею воплощения надо отвергнуть, говорят нам, как логическое противоречие. Однако идея смерти Иисуса Христа на кресте (и заметьте, что современные богословы не считают, что смерть была побеждена воскресением), показывающая любовь Божию, считается приемлемой для «старого мира». И к сожалению, она зависит от идеи воплощения. Мы более подробно остановимся на этом аргументе.
Глубокое и истинное христианское проникновение в то, что смерть Иисуса Христа на Кресте показывает всю степень любви Божией к нам, основывается на признании того, что на кресте умирает не кто иной, как Сын Божий (Ин.3.16; Гал.1.4;2.20; Тит.2.14). Иисус Христос, воплощенный Бог, возлюбил нас и предал Себя смерти на Голгофском кресте. Хотя мы продолжали еще быть грешниками, Бог сошел на землю и отдал Себя на смерть — и все это ради любви к грешному человеку (Рим.5.8). Слова Вильяма Блейка в его стихотворении «Иерусалим» хорошо выражают эту мысль:
Иисус сказал: «Будешь ли ты любить того, кто не умер
За тебя, или не умрет за того, кто не умирает за тебя?»
И если Бог не умер за человека и не предал Себя
Навечно за Человека, То Человек не мог бы существовать
Потому что Человек есть любовь,
Как Бог есть любовь.
Но что же остается от Креста, если мы отрицаем, что воплощенный Бог был распят? Эти современные богословы говорят нам, что Иисус Христос — это не более чем прекрасный пример человека — человека более высокого порядка, чем мы, но тем не менее человека. На кресте, следовательно, мы видим умирающего человека. Он отдал Свою жизнь не вместо кого-то другого, за исключением, может быть, Варравы (Мф.27.15-26). Он был несправедливо казнен, как преступник, подобно очень многим до Него и после Него. Можно говорить, что Его смерть показывает любовь одного человека к подобным Ему людям. Но Бог здесь ни при чем. Это не Бог был распят на кресте. Это Его прямо не касается. Короче говоря, никак нельзя говорить, что крест показывает любовь Бога к человеку. В лучшем случае, он просто показывает один возможный путь (и, конечно, не единственный и не лучший), которым один человек может проявить свою любовь к другим. Но является ли этот путь действительно основанием веры, которая побеждает неверие мира? Легче поверить в это, чем поверить в воплощенного Бога, предавшего Себя за нас на кресте — но едва ли в это нужно верить.
Многие критики идеи воплощения, очевидно, полагают, что идея Иисуса Христа как Бога и человека является спорной и иррациональной догмой, изобретенной какими-то слабоумными мыслителями в период, когда процветало довольно примитивное мышление. Для большинства современных писателей требование веры в Божественность Иисуса Христос считается абсурдным условием для вступления в члены Церкви — разве не должно быть церковное членство доступным для каждого? Почему надо заставлять признать такое абсурдное и иррациональное требование, прежде чем вступить в Церковь? Христиане на это отвечают, что здесь имеет место просто элементарное непонимание. Приведем самый простой пример из обыденной жизни.
Предположим, вы собираетесь приготовить омлет. Вы идете на кухню и там обнаруживаете три указания, каждое из которых предъявляет условия, которые вы должны соблюсти, если хотите приготовить омлет. Во-первых, вы должны надеть черные кожаные туфли. Во-вторых, вы должны заложить одну руку за спину и читать наизусть Декларацию независимости, когда готовите омлет. В-третьих, вы должны, прежде чем приступить к приготовлению омлета, разбить яйца. Как же мы должны отнестись к этим требованиям? Первые два мы опускаем как абсурдные, выдуманные, возможно, производителями черных кожаных туфель или глупыми патриотами — они не имеют никакого отношения процессу приготовления омлета. Третье же, однако, просто является признанием реальности приготовления омлета — вы не можете приготовить омлет, не разбив яйцо. Бессмысленно спорить по тому поводу, так как это просто задержит приготовление омлета.
Критики воплощения, по-видимому, относят его к тому же классу абсурдных требований, что и первые два для приготовления омлета. Но более просвещенные мыслители понимают, что это просто утверждение сути положения дел. Как связь между скорлупой, содержанием яиц и омлетом требует, чтобы яйца были разбиты, прежде чем приготовить омлет, так и связь между Богом, человеком и Иисусом требует признания, что Иисус Христос является как Богом, так и человеком. Это есть проникновение в природу вещей, утверждение природы реальности, как ее понимают христиане. Причины для такого утверждения очевидны и не могут быть отвергнуты на основании такой неосновательной критики. 

Христианская Церковь утверждает, что ее требование для членства основывается на признании Божественности Иисуса Христа, а отнюдь не является произвольным. Оно является существенным и основополагающим для существования Церкви.
Евангелие заявляет и утверждает, что Бог — живой Бог, тот Бог, Который сотворил вселенную и нас, — пошел на позорный крест во имя любви к нам, хотя мы и грешники. Воплощение дает и гарантирует значение креста, которое показывает любовь Божию к нам. Непризнание первого влечет за собой отказ от второго. Слишком уж часто многие современные критики христианства, по-видимому, полагают (потому что они не дают себе труда доказать), что могут устранить элементы христианской веры, которые они считают неуместными, оставляя то, что действительно является неприкосновенным. Они, по-видимому, полагают, что существует своего рода религиозный эквивалент хирургической операции, которая может вырезать маленькую часть тела, не повредив остальным. Но это возможно, если речь идет о таком органе, как аппендикс, который не служит никакой полезной цели, но что, если это мозг или сердце? Вырежьте их, и тело перестанет функционировать.

 Эти органы существенны для благополучия тела, ибо они тесно связаны с другими органами, которые в свою очередь зависят от них. И несомненно, что учение о воплощении подобно человеческому сердцу, а не аппендиксу. Исключите его, и распадется вся ткань христианской веры; электростанция веры перестанет действовать. Когда перестает биться человеческое сердце, наступление смерти — это просто вопрос времени. Этот момент можно отдалить путем таких искусственных средств, как жизнеподдерживающие системы, но это приведет только к временному оживлению, которое заканчивается в конце концов смертью.
Так и с любой формой христианства, которая отвергает веру в воплощение — это просто вопрос времени, когда она умрет. Она может некоторое время сохранить внешний признак, но необходимый и фатальный процесс ее конца все равно наступит. Одна из более курьезных черт критики учения о воплощении заключается в том, что она стремится к самозащите. Критики воплощения слишком часто, по-видимому, отвергают скучную, книжную форму христианства, которой не хватает реальной жизненности и интереса и которая не в состоянии никого обратить. Чистое и абстрактное богословие означает конец любого живого знания и полное отстранение от человеческого существования, как это столь убедительно показал русский мыслитель Николай Бердяев. Из истории мы знаем, что там, где христианство распространяется активно и энергично, оно это делает на основании твердой и убедительной веры в воскресение Иисуса Христа, воплощенного Бога. Отказаться от этой веры, став, например, унитарианцем, означает стать на путь, который исторически оказался духовно и богословски несостоятельным, ведущим в никуда.
В этой главе мы показали важность воплощения, признания, что Иисус Христос есть не кто иной, как Сам Бог. Это глубочайшее проникновение может быть оправданным как на основании новозаветного свидетельства, так и христианским опытом Бога в воскресшем Христе. Это также важно для структуры христианской веры.

 Устраните или отвергните это проникновение, и христианская вера, подобно шерстяной ткани одежды, начнет распадаться, терять свою форму и потеряет свое значение. Альтернативы, предлагаемые теми, кто хочет заставить нас стать «современными», не только неоправданны, но и совершено неадекватны, неспособны правильно передать христианское проникновение, которое даже многие «современники» признают существенным. Оно может вызвать интерес у интеллектуалов, которые читают Пруста или слушают Шостаковича, но оно недоступно, не обладает жизненностью и силой для огромного большинства людей, которые знают о необходимости своего спасения, но видят в «современном» понимании Иисуса Христа не более чем академического моралиста, не способного понять, не говоря уже, чтобы искупить их ситуацию. Но для христианства Бог встречаетё людей именно такими, какие они есть, потому что Он Сам уже был таким.
Учение о воплощении позволяет — в самом деле оно требует — признать, что единственно точную картину Бога, которую когда-либо дал нам мир, мы находим в Иисусе Христе. Одна из наших трудностей в признании Иисуса Христа Богом заключается в том, что мы склонны применять наши собственные готовые идеи Бога (где бы мы их ни взяли) к лицу Иисуса Христа и затем стараться приспособить Его к нашему понятию Бога. Но если мы отнесемся к идее откровения Бога в Иисусе Христе со всей серьезностью, которой она требует и заслуживает, то должны быть готовы изменить наше понимание Бога, даже революционизированное. Бог, как столь часто подчеркивал Льюис, — это Великий Иконоборец, Тот, Кто разрушает наши предвзятые идеи о Нем, чтобы Самому показать нам, что Он в действительности такое. И наше простое представление о Боге заменяется пониманием того, что ИИСУС ХРИСТОС ЕСТЬ БОГ.
Если Иисус Христос есть Бог, то не говорит ли это что-то важное о Самом Боге? Не означает ли это, что Бога следует отождествлять с Иисусом Христом? Как же тогда можем мы избежать предположения, что Иисус Христос является вторым Богом?

 В конце концов, разве Иисус Христос не молился Богу? И не пребывал ли Бог на небе во время земного служения Иисуса Христа? Задавая подобные вопросы, мы сразу же начинаем различать путь, который ведет к исключительно христианскому пониманию Бога — Троице. Нам предстоит еще долгий путь, прежде чем мы придем туда, но, признавая Иисуса Христа не кем иным, как воплощенным Богом, мы становимся на твердый путь, ведущий к самому загадочному из всех христианских учений.
В следующей главе мы начнем медленно и осторожно идти по этому пути, когда приступим к изложению концепта Бога, Который открыл Себя нам в Иисусе Христе.