Однажды вечером я ужинал в семье Мориса, и он презрительно пожал плечами, когда заговорили о почитании святых. 

Я удивился и стал его расспрашивать. Он объяснил: недавно, во время молодежных реколлекций, в которых он участвовал, проповедник призывал их оставить почитание святых старухам… Морис был прекрасный парень шестнадцати лет, живой, как огонь, прямой, как тростник, разумный и жертвенный. Когда после беседы я стал прощаться, он попросил меня написать о том, что я ему сегодня рассказал, прибавив: «Я прочитаю это друзьям».

 Несколько дней спустя я отправил ему письмо, которое привожу сейчас здесь. Оно послужило отправной точкой для нашей переписки, открывшей мне в нем неожиданную духовную зрелось. Но переписка эта, к несчастью, внезапно оборвалась: через шесть месяцев Морис погиб в катастрофе. Мой дорогой Морис, помню, как велико было твое изумление в тот вечер, когда я признался, что люблю молиться святым. Ты недоумевал: уж не сидит ли перед тобой какой-то пережиток «темных веков»? Но я не согласен утратить твое уважение. 

Поэтому я защищаюсь. И прежде всего, позволь мне дать тебе один совет. Я бы хотел, чтобы ты следовал ему в течение всей твоей жизни, как не перестает смотреть на компас тот, кто путешествует в непроходимых джунглях. Когда ты слышишь какую-либо мысль, которая противоречит почитаемой, бесспорной, существенной традиции Церкви, начинай всегда с предположения, благоприятного традиции. 

Так вот, в нашем случае именно так и обстоит дело: почитание святых занимает весьма заметное место в жизни Церкви на протяжении двадцати веков; почти что каждый день литургия славит того или иного из них; один раз в год они празднуются все вместе; и во время наиболее торжественных церемоний, например, при рукоположении во священство, поются литании святым, в которых испрашивается их молитвенное за нас заступничество.
Как же могли тебе сказать, будто вера в предстательство святых не имеет никаких библейских оснований? Перелистай Евангелие, ты там увидишь, что чудеса весьма часто совершаются именно по молитвенному предстательству: центурион ходатайствует перед Христом за своего больного слугу, мать докучает Господу, чтобы добиться исцеления своей дочери… Так почему бы вдруг утратили силу предстательства тех, кого Господь призвал находиться вместе с Ним?

 И неужели Та, Которая в Кане добилась первого чуда от Своего Сына, сегодня больше не имеет к Нему доступа? Один из моих друзей вернулся с войны в Алжире, где он пережил страшные дни. Я спросил его: «Находили ли вы помощь в молитве?» — и вот что он ответил: «Да, но не в моей собственной, а в молитве моей семьи. В иные дни, полностью изнуренный физически и морально, я бывал неспособен ни к малейшей молитве; и тогда я вспоминал прощальные слова моего отца на вокзальном перроне, когда я покидал Лилль: "Если порой ты не сможешь больше молиться, вспоминай тогда, что молитва всей нашей семьи принадлежит тебе, и просто говори Богу: Господи, я не могу больше молиться, но услышь молитву моей семьи, собравшейся сегодня вечером, чтобы молиться вместе”». Что же, Морис, неужто тебе трудно допустить, что эта молитва за сына, за любимого брата, находившегося в сущем аду, имела великую силу пред Господом?

 Сколь жалостна судьба того, у кого нет семьи, о которой он мог бы подумать: «По крайней мере, они все молятся обо мне!» 

Это — самое безнадежное одиночество. Но, по правде говоря, нет ни одного христианина, который бы находился в столь плачевном положении. Церковь есть та семья, которая молится за всех детей Божиих. Нет ни одного, который был бы исключен из ее помыслов, из ее забот. Но, говоря о Церкви, я имею в виду одновременно Церковь как земную, так и небесную. Какая ошибка — рассчитывать только на нашу личную молитву, пренебрегая молитвой всей нашей семьи! Ты скажешь мне: «Вы отводите Церкви роль, которая принадлежит Христу.

 Есть ли мне нужда в чьей-либо еще молитве, кроме Его?» — Ты прав, Христос есть великий Ходатай. Послание к Евреям представляет нам Его, как «всегда живущего, чтобы ходатайствовать за нас» (Евр 7,25). Ходатайства Его вполне довольно. И лишь Его молитве внемлет Бог. Но, строго говоря, что есть молитва Церкви, как не молитва Христа? Ты веришь св. Павлу, когда он возвещает: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2,20); почему же ты не допускаешь мысли, что это Христос молится в Павле, в Петре, во всех Своих братьях, когда они вступаются за меня? «Сравнение не доказательство», но я, тем не менее, хочу привести тебе один случай. 

Это старое воспоминание. Я осматривал один из знаменитых наших французских соборов, ведомый органистом, которого сопровождала его дочурка лет шести. Дав мне насладиться видом портала, куполов, витражей и прочего, он привел меня к огромному органу. Мирей, его дочурка, обратилась к нему с просьбой, которую он сначала словно бы не услышал. 

Но затем, наконец, он уступил и включил мотор. Девочка, с важным видом усевшись на сидении органиста, одновременно взволнованная и отважная, взяла аккорд. 

И вот, все древние каменные святые, патриархи, пророки, мученики, девы пробудились; собор задрожал от основания до острого кончика своего шпиля. И оказывается, что крошечная изумленная девочка располагает для молитвы к Богу не только своим хрупким голоском: она располагает огромным хором всех святых, которых она пробудила, могущественным голосом древнего собора, внезапно выведенного из безмолвия.

 Это зависит от тебя, Морис, от твоей веры, чтобы все чада Божии, все святые неба, почитаемые или скрытые, все братья Церкви, добродетельные или грешники, принялись ходатайствовать за тебя. 

Таков закон общения святых: каждый предоставляет себя в распоряжение всех, каждый располагает всеми. Св. Иоанн от Креста прекрасно это выразил: «Мои небеса, и моя земля, и для меня народы; праведники для меня, и для меня же грешники; ангелы для меня, и для меня Матерь Божия, и все вещи, и Сам Бог есть мой и для меня, ибо Христос мой, и все ради меня».