И, как вы, несомненно, это помните, я прибавил: «Молитесь не только всем вашим разумением или всеми вашими человеческими чувствами, но всею глубиной вашего существа». И вот, я вдруг нахожу любопытное упоминание этой «молитвы всего существа» в одном недавно мною полученном письме. Я привожу фрагмент оттуда. 

Как вы сами убедитесь, атмосферу здесь нельзя назвать христианской, ибо в приводимых высказываниях сквозит некая пантеистическая ментальность; но, с известными оговорками, эти советы могут быть выслушаны не без пользы и христианином.
«Во время одной деловой поездки по всему миру у меня был случай провести несколько дней в Индии. Весь исполненный впечатлений от того, что я прежде читал об этой чарующей стране, я стал расспрашивать моих французских друзей, которые, живя там уже на протяжении многих лет, предложили мне гостеприимство, существуют ли доныне те «святые люди», исполненные мудрости и молитвы, чье влияние в течение веков было столь велико.

По правде говоря, это был не тот мир, в котором вращались мои друзья. Тем не менее, желая доставить мне удовольствие, они навели справки. И в один прекрасный день они отвезли меня в маленькую уединенную деревушку и оставили у одного «святого человека», о котором им сказали, что он пользуется огромным уважением во всей этой местности. Тому, кто принял меня в своей хижине, было примерно семьдесят лет. Бледный, худой, в одной только набедренной повязке, он оставлял впечатление большой нравственной силы и великой чистоты души. Я сказал ему, на моем скверном английском, что я католик, но что я не хочу покидать Индию, не получив советов какого-либо мудреца, богатого религиозными преданиями страны. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что он англичанин! Долгие годы он занимался медициной в этой отдаленной стране. И
вот уже пятнадцать лет, как он проводит свою жизнь в молитве и наставляет на путь молитвы тех, кто к нему приходит. Его духовные установки показались мне довольно причудливыми, но глубоко религиозными. Он долго смотрел на меня; я даже усомнился, хорошо ли он меня понял? Мне было почти неловко под этим ясным, настойчивым, проницательным, но одновременно и весьма благожелательным взглядом. Наконец, он задал мне вопрос: «Молитесь ли вы каждый день?» — «Да, — отвечал я, — но недолго». — «И как же вы молитесь?» 

Я описал ему свой способ творить молитву: акт поклонения, размышления над текстом из Писания, затем хвала и прошения для себя и для других. Слушая меня, он улыбнулся улыбкой, исполненной расположения, но не лишенной в то же время, как мне показалось, определенной снисходительности. «Люди Запада, — заговорил он, — думают всегда, что молиться — это значит что-то делать. Здесь же все мудрецы нас учат, что это значит — быть. Если имеется бытие, для чего прибавлять к нему действие? Если же нет бытия, действие ничего не стоит». И, видя, что я не ухватил с первого раза его мысль, он уточнил:
«Молиться это значит быть. Я не говорю о поведении или расположении духа. Быть — это сущность человека. Вот что нужно принести Богу. Быть, быть здесь, быть для Бога, быть с Богом, быть ради Бога, в присутствии Бога, очищенным от всякого обладания и от всякого действия. Быть — единственное истинное действие, интенсивное, бьющее ключом, неудержимое, эффективное и могущественное. Быть — это не легко. 

Наше бытие покрыто наносами не-бытия. Нужно сперва его от них освободить. Нужно его возродить. А затем, обнаженное, представить под излучение Божества. Тогда, возможно, в один прекрасный день, после многих лет, ваше бытие будет втянуто Великим Бытием, как капелька росы, которая испаряется под солнцем и возносится, чтобы воссоединиться с облаком. Тогда «быть» для вас станет быть в Том, Кто Есть, быть в Боге, быть Богом». 

«Давайте помолимся немного вместе», — сказал он мне также. И вот, мой хозяин, сидя на голой земле в позе будды, сосредоточился, или, скорее, был как бы охвачен сосредоточением. Я внезапно ощутил его так далеко от себя! Я не мог молиться; я не мог оторвать взгляда от его лица, которое с каждым мгновением становилось все прекраснее и как бы излучало внутренний свет.
Прошло много времени, спустилась ночь, я решил удалиться и направился к выходу, избегая произвести малейший шум. 

Но он открыл глаза и, полный любви, задержал меня: «Отныне, когда вы будете молиться Богу, мы будем вместе с вами рядом, вдвоем, как сегодня, лучше, чем сегодня».